Том 9. Стихотворения 1928 - Страница 27


К оглавлению

27
    чудовищный кран
мир
 подымает уверенно —
по ступенькам
      50 стран
подымаются
        на конгресс Коминтерна.
Фактом
   живым
      встрянь —
чего и представить нельзя!
50
 огромнейших стран
входят
   в один зал.
Не коврами
    пол стлан.
Сапогам
       не мять,
       не толочь их.
Сошлись
       50 стран,
не изнеженных —
       а рабочих.
Послало
      50 стран
гонцов
   из рабочей гущи,
войны
   бронированный таран
обернуть
      на хозяев воюющих.
Велело
   50 стран:
«Шнур
   динамитный
            вызмей!
Подготовь
    генеральный план
взрыва капитализма».
Черный
   негр
        прям.
Японец —
    желт и прян.
Белый —
        норвежец, верно.
50
     различнейших стран
идут
 на конгресс Коминтерна.
Похода времени —
          стан.
Рево́львера дней —
           кобура.
Сошлись
       50 стран
восстанию
    крикнуть:
         «Ура!»
Мир
 буржуазный,
       ляг!
Пусть
     обреченный валится!
Колонный зал
      в кулак
сжимает
      колонны-пальцы.
Будто
     чудовищный кран
мир
 подымает уверенно —
по ступенькам
      50 стран
поднялись
    на конгресс Коминтерна.

[1928]

Дождемся ли мы жилья хорошего? Товарищи, стройте хорошо и дешево!


Десять лет —
      и Москва и Иваново
и чинились
     и строили наново.
В одном Иванове —
         триста домов!
Из тысяч квартир
        гирлянды дымов.
Лачужная жизнь —
            отошла давно.
На смывах
     октябрьского вала
нам жизнь
     хорошую
            строить дано,
и много рабочих
        в просторы домов
вселились из тесных подвалов.
А рядом с этим
         комики
такие строят домики:
на песке стоит фундамент —
а какая ставочка!
Приноси деньгу фунтами —
не жилкооп,
        а лавочка.
Помесячно
     рублей двенадцать
плати из сорока пяти.
Проглотят
     и не извинятся —
такой хороший аппетит!
А заплатившему
          ответ:
«Зайти…
      через 12 лет!»
Годы долго длятся-то —
разное болит.
На году двенадцатом
станешь —
     инвалид.
Все проходит в этом мире.
Жизнь пройдет —
        и мы в квартире.
«Пожалте, миленькая публика,
для вас
   готов
      и дом и сад.
Из ваших пенсий
        в 30 рубликов
платите
   в месяц 50!»
Ну и сшит,
     ну и дом!
Смотрят стены решетом.
Ветерок
   не очень грубый
сразу —
      навзничь валит трубы.
Бурей —
      крыша теребится,
протекает черепица.
Ни покрышки,
      ни дна.
Дунешь —
     разъедется,
и…
  сквозь потолок видна
Большущая Медведица.
Сутки даже не дожив,
сундучки возьмут —
         и вон!
Побросавши этажи,
жить
     вылазят на балкон.
И лишь
   за наличные
квартирку взяв,
живут отлично
нэпач и зав.
Строитель,
     протри-ка глаз свой!
Нажмите,
     партия и правительство!
Сделайте
       рабочей и классовой
работу
   заселения и строительства.

[1928]

Про пешеходов и разинь, вонзивших глазки небу в синь


  Улица —
         меж домами
           как будто ров.
Тротуары
        пешеходов
         расплескивают на асфальт.
Пешеходы ругают
        шоферов, кондукторов.
Толкнут,
       наступят,
           отдавят,
                свалят!
По Петровке —
         ходят яро
пары,
      сжаты по-сардиньи.
Легкомысленная пара,
спрыгнув с разных тротуаров,
снюхалась посередине.
Он подымает кончик кепки,
она
  опускает бровки…
От их
      рукопожатий крепких —
плотина
   поперек Петровки.
Сирене
   хвост
         нажал шофер,
визжит
   сирен
      железный хор.
Во-всю
   автобусы ревут.
Напрасен вой.
      Напрасен гуд.
Хоть разверзайся преисподняя,
а простоят
     до воскресения,
вспоминая
     прошлогоднее
крымское землетрясение.
Охотный ряд.
      Вторая сценка.
Снимают
        дряхленькую церковь.
Плетенка из каких-то вех.
Задрав седобородье вверх,
стоят,
      недвижно, как свеча,
два довоенных москвича
Разлив автомобильных лав,
таких спугнуть
      никак не суйся
Стоят,
   глядят, носы задрав,
и шепчут:
        «Господи Исусе…»
Картина третья.
          Бытовая.
Развертывается у трамвая.
Обгоняя
   ждущих —
27