Том 9. Стихотворения 1928 - Страница 5


К оглавлению

5
  на свете
          тверже сплава.
Красная Армия —
        наша сила.
Нашей
   Красной Армии
             слава!

[1928]

Хочу воровать

(«Рабочей газете»)

Я в «Рабочей»,
      я в «Газете»
меж культурнейших даров
прочитал
       с восторгом
         эти
биографии воров.
Расковав
       лиризма воды,
ударяясь в пафос краж,
здесь
     мусолятся приводы
и судимости
        и стаж…
Ну и романтика!
Хитры
   и ловки́,
деньгу прикарманьте-ка
и марш
   в Соловки.
А потом:
      побег…
         тайга…
Соблазнен.
     Ворую!
        Точка.
«Славное мо-о-о-ре,
Священ-н-ный Байкал,
Славный кор-р-р-рабль,
Омулевая бочка…»
Дела́,
      чтоб черти ели вас!
Чем
  на работу злиться,
пойду
       вором,
          отстреливаясь
от муров
       и милиций.
Изучу я
   это дельце.
Озари,
   газета,
      лучиком!!!
Кто
  писателем в отдельце —
Сонька
   Золотая ручка?
Впрочем,
       в глупом стиле оном
не могу
   держаться более…
Товарищи,
     для чего нам
эта рокамболия?

[1928]

Голубой лампас

В Новочеркасске на 60 000 жителей 7 000 вузовцев.


Чернеют
      небеса — шалаш.
Меняет вечер краску.
Шел снег.
     И поезд шел.
            И шла
ночь к Новочеркасску.
Туман,
   пятна.
Темно,
   непонятно.
С трудом себя карабкал
по ночи…
     по горе ли…
И что ни дом —
          коробка,
черней, чем погорелец.
Город —
идет в гору.
Но лишь
      взобрался город-оборвыш —
тут тебе —
     площадь,
             ширь —
            собор вишь!
Путь
     до небес
      раздели́ пополам —
дотуда дойдут купола!
А за собором
          средь сора и дерьма,
эдакой медной гирей,
стоит казак,
      казак Ермак,
Ермак —
      покоритель Сибири.
Ермак не один:
из ночи и льдин
встает генерал Каледин.
За ним другие.
      Из снега и тумана,
из старого времени клятого
скачут по улице,
          по улице атамана
Платова.
Мчит на рысях
         «краса Расеева»!
С-под шапок свисают пряди.
Може, едет и дед Асеева,
може, и мой прадед.
Из веков
      испокон,
будто снова
        в огонь,
под бубны
     и тулумбасы —
трется конь о конь,
золотится погон,
и желтеют
     на ляжках
         лампасы.
Электро-глаз
         под стеклянной каской
мигнул и потух…
        Конфузится!
По-новому
     улицы Новочеркасска
черны сегодня —
        от вузовцев.
И вместо звяканья
        сабель и шпор
на дурнях
        с выправкой цапли —
звенит
   комсомольский
            смех и спор
да мысли острее сабли.
Закройся,
       ушедших дней лабаз!
Нет
  шпорного
      диня и дона.
Ушли
      генералы
         в бессрочный запас, —
один на Кубани сияет лампас —
лампас голубой
         Волго-Дона.

[1927–1928]

Лицо классового врага

I. Буржуй-нуво

Распознать буржуя —
         просто
(знаем
   ихнюю орду!):
толстый,
      низенького роста
и с сигарою во рту.
Даже
    самый молодой —
зуб вставляет
      золотой.
Чу́дно стрижен,
          гладко брит…
Омерзительнейший вид.
А из лы́синных целин
подымается —
      цилиндр.
Их,
 таких,
    за днями дни —
раздраконивал
      Дени.
А буржуй —
        завел бородку
(зря соваться —
         нет причин),
влез,
    как все,
        в косоворотку
и почти
      неотличим.
Вид
 под спе́ца,
         худ с лица —
не узнаешь подлеца.
Он вшой
       копошится
            на вашем теле,
никак
     не лезет
      в тузы,
гнездится
    под вывеской
          разных артелей,
дутых,
   как мыльный пузырь.
Зал
 парадных
      не любит он,
по задворкам
      ищите хвата.
Где-то он
    закупает лен,
где-то
     хлеб
    у нас
      перехватывает.
Он лавку
       украсит
       сотнею ваз…
Куда
    государственным органам!
В такую
   любезность
           обсахарит вас,
что вы
   прослезитесь растроганно.
Не сам
   штурмует,
       тих да хитёр,
сначала
   движется
       парламентёр:
он шлет
      в канцелярский за́мок
своих
   расфуфыренных самок.
5