Том 9. Стихотворения 1928 - Страница 30


К оглавлению

30
         в семействе добрым,
так
 рассуждает
      лапчатый гусь:
«Боже
      меня упаси от допра,
а от Мопра —
      и сам упасусь».
Об этот
   быт,
        распухший и сальный,
долго
     поэтам
        язык оббивать ли?!
Изобретатель,
      даешь
           порошок универсальный,
сразу
    убивающий
       клопов и обывателей.

[1928]

Крым


И глупо звать его
        «Красная Ницца»,
и скушно
        звать
      «Всесоюзная здравница».
Нашему
   Крыму
      с чем сравниться?
Не́ с чем
      нашему
          Крыму
             сравниваться!
Надо ль,
   не надо ль,
           цветов наряды —
лозою
   шесточек задран.
Вином
   и цветами
        пьянит Ореанда,
в цветах
      и в вине —
             Массандра.
Воздух —
        желт.
      Песок —
           желт.
Сравнишь —
          получится ложь ведь!
Солнце
   шпарит.
          Солнце —
               жжет.
Как лошадь.
Цветы
   природа
          растрачивает, соря —
для солнца
     светлоголового.
И все это
       наслаждало
         одного царя!
Смешно —
     честное слово!
А теперь
       играет
         меж цветочных ливней
ветер,
       пламя флажков теребя.
Стоят санатории
        разных именей:
Ленина,
   Дзержинского,
             Десятого Октября.
Братва —
     рада,
надела трусики.
Уже
  винограды
закручивают усики.
Рад
  город.
При этаком росте
с гор
     скоро
навезут грозди.
Посмотрите
         под тень аллей,
что ни парк —
      народом полон.
Санаторники
      занимаются
              «волей»,
или
  попросту
         «валяй болом».
Винтовка
       мишень
        на полене долбит,
учатся
   бить Чемберлена.
Целься лучше:
      у лордов
             лбы
тверже,
   чем полено.
Третьи
   на пляжах
        себя расположили,
нагоняют
       на брюхо
        бронзу.
Четвертые
     дуют кефир
         или
нюхают
   разную розу.
Рвало
   здесь
         землетрясение
            дороги петли,
сакли
       расшатало,
        ухватив за край,
развезувился
          старик Ай-Петри.
Ай, Петри!
     А-я-я-я-яй!
Но пока
   выписываю
             эти стихи я,
подрезая
       ураганам
        корни,
рабочий Крыма
          надевает стихиям
железобетонный намордник.

Алупка 25/VII-28 г.

Небесный чердак


Мы пролетали,
         мы миновали
местности
    странных наименований.
Среднее
      между
      «сукин сын»
и между
   «укуси» —
Сууксу
   показал
      кипарисы-носы
и унесся
       в туманную синь.
Го —
 ра.
Груз.
 Уф!
По —
 ра.
Гур —
 зуф.
Станция.
       Стала машина старушка.
Полпути.
       Неужто?!
Правильно
    было б
       сказать «Алушка»,
а они, как дети —
       «Алушта».
В путь,
   в зной,
крутизной!
Туда,
     где горизонта черта,
где зубы
      гор
       из небесного рта,
туда,
    в конец,
      к небесам на чердак,
на —
    Чатырдаг.
Кустов хохол
         да редкие дерева́.
Холодно.
      Перевал.
Исчезло море.
      Нет его.
В тумане фиолетовом.
Да под нами
        на поляне
радуги пыланье.
И вот
     умолк
       мотор-хохотун.
Перед фронтом
         серебряных то́полей
мы
 пронеслись
      на свободном ходу
и
через час —
         в Симферополе.

[1928]

Евпатория


Чуть вздыхает волна,
         и, вторя ей,
ветерок
   над Евпаторией.
Ветерки эти самые
           рыскают,
гладят
   щеку евпаторийскую.
Ляжем
   пляжем
      в песочке рыться мы
бронзовыми
         евпаторийцами.
Скрип уключин,
          всплески
           и крики —
развлекаются
      евпаторийки.
В дым черны,
      в тюбетейках ярких
караимы
       евпаторьяки.
И сравнясь,
         загорают рьяней
москвичи —
          евпаторьяне.
Всюду розы
        на ножках тонких.
Радуются
        евпаторёнки.
Все болезни
         выжмут
         горячие
30